Царицын стал пуще Азова

Во время пребывания купца Котова в Царицыне воеводой в нем был князь Гагарин Никита Никитич, единолично осуществлявший все административные, военные, финансовые и судебно-правовые функции. При воеводе существовала воеводская канцелярия, называвшаяся тогда «съезжей избой», в его ведении находились таможня, «столы», занимавшиеся раздачей денежного и хлебного жалованья служилым людям. В «съезжей избе» воевода заслушивал доклады своих подчиненных, донесения стрельцов о положении в казачьих городках, допрашивал пойманных атаманов вольницких ватаг.

Царицын приобретал все большее значение для растущего и крепнущего Русского государства. Опираясь на него, Московское правительство проводило свою политику колонизации и освоения всего Понизовья, богатого, но еще не обжитого района. Город закрывал все выходы на Волгу и с Волги на крепкий замок. О роли Царицына как надежного стража на юго-восточных окраинах говорится в челобитной очередного воеводы князя Льва Волконского, поданной царю в 1632 г.: «…А на Царицыне де, государь, они, воровские казаки, хвалятся и хотят, пришед, город зжечь и людей побить за то, что де, государь, им, воровским казакам, от царицынских служилых людей чинитца теснота великая, везде де их казаков на переходех побивают, и в языцех емлют, и приводят на Царицын. И Царицын де, государь, им, воровским казакам, стал пуще Азова, нигде де им от царицынских служилых людей з Дону на Волгу, а с Волги на Дон переходов нет». Действительно, для донской и волжской казачьей вольницы он стал «пуще Азова», то есть примерно таким же препятствием, как и турецкая крепость Азов на пути казачьих стругов. Воевода Волынский с беспокойством сообщал царю о малочисленности гарнизона, вследствие чего осложнялось выполнение возложенных на город задач. Тревога его была вполне обоснованной. Из 300 стрельцов и пушкарей и 50 годовальщиков, числившихся в крепости, 100 из них в течение нескольких месяцев в году занимались ломкой кирпича на Ахтубе, на развалинах золотоордынских городов. Годный кирпич шел на строительство кремля в Астрахани. Кроме того, необходимо было продолжать внимательно следить за степью и вести разведку в казачьих городках на Дону и по его притокам — Хопру, Медведице, Иловле. В степь и по правому берегу Волги регулярно высылались конные разъезды «…для проведывания всяких вестей… про донских казаков, куды их з Дону чаять походу, и про всякие вести, проведывать всякими мерами накрепко, чтоб однолично у меня, холопа твоего, на Царицыне с Дону всякие вести были ведомы».

Волконский в январе 1632 г. посылает на Дон стрельцов Василия Угрюмова, Федора Волдыря и Никиту Ефремова для сбора сведений о турецком гарнизоне в Азове, о намерениях крымских татар, о замыслах казачьей вольницы. Уже в феврале лазутчики сообщили воеводе, что на Дону в городках от Куншака до Голубой собирается казачья ватага в 600 человек, к ней присоединяются голутвенные казаки из других мест. Ватага готовится к походу на Волгу для разбойных нападений на торговые суда и караваны. Получаемые сведения Волконский немедленно передавал в Москву, а также информировал о событиях на Дону черноярского воеводу Леонтия Бунакова и астраханского воеводу Ивана Салтыкова.

В XVI—XVII вв. Царицын находился в ведении приказа Казанского дворца в Москве, который занимался всем Средним и Нижним Поволжьем. Из-за большой отдаленности от центра и плохого сообщения контроль за деятельностью воевод почти отсутствовал. Ревизия их деятельности производилась в исключительных случаях. Пользуясь этим, воеводы использовали свое служебное положение и предоставленную им власть в корыстных целях, наживали большие состояния. Поэтому не случайно им не давали засиживаться долго на одном месте. Например, в Царицыне воеводы редко держались более двух лет, а зачастую и того меньше. Известно, что из 51 царицынских воевод (за период с 1589 г. по 1700 г.) более двух лет прослужили только 4 воеводы, по два года — 14, по одному году — 26 и менее одного года — 15. Интересен и социальный состав царицынских воевод: бояр и князей — 15, детей боярских и стольников — 14, дворян — 10, социальную принадлежность остальных 18 воевод установить не удалось.

Осуществляя активную внешнюю политику, окрепшее к середине XVII века русское самодержавие не оставляло без внимания и южные окраины России. Особенно тревожил Азов; Москва стремилась лишить султанскую Турцию этой важной ее базы. К тому же, рассчитывая на помощь казачества, она тем самым предполагала разрядить напряженную социальную обстановку на Дону. По цареву указу в Царицын в 1646 г. из поволжских городов начали поступать продовольственные запасы для войска, главным образом мука и крупы. Сюда же сосредоточивались стрелецкие полки и подразделения пушкарей, царская грамота от 28 июня 1646 г. обязывала воевод закупить в Юрьевце, Балахне, Нижнем Новгороде, Василь-Городе, Чебоксарах, Козьмодемьянске, Свияжске, Казани, Лаишове 100 стругов однодеревных, «которые к морскому ходу пригодятся». Если же потребного количества приобрести в этих городах не удастся, то предписывалось построить в Казани новые, а также докупить остальное количество их в Самаре, Саратове и в самом Царицыне. Из Царицына все струги надлежало переправить на Дон. Для этого воеводам приказывалось заготовить необходимое количество катков «…в Казани и обить железом и свести на Царицын в тех же судах».

Готовя поход, царское правительство в том же 1646 г. распорядилось направить в Пять Изб донским казакам и «вольным людям» из Царицына муки ржаной пять тысяч четвертей, пороху, свинца и денежного жалованья 3200 рублей. Для охраны переправляемых на Дон продовольствия, боезапаса, денег царская грамота требовала «…к тому своему городку к Пяти Избам, для береженья прислати своих казаков, человек со сто и больши, чтоб над теми запасы в дороге от крымских, и от ногайских, и от воровских людей какое дурно не учинилось».

Царским указом воеводе Василию Строкову предписывалось возглавить отправляемый из Воронежа на Дон караван с различными товарами, зельем, вином. Для охраны выделялась сотня служилых людей. В том же 1646 г. по царскому указу выехали из Воронежа на Дон Ждан Кондырев и Михаил Шишкин, чтобы разведать положение в казачьих городках. В именном указе им поручалось: «рассмотрети подлинно, тайно в городках, в которых ныне живут донские атаманы и казаки, сколь велики те места, и каковы крепости поделаны, и сколько у них пушек и всякого воинского наряду, и сколько пушечных запасов, зелья и свинцу и ядер… И не чаять ли и с тех казаков воровства на Волгу. О том о всем им, Ждану с товарищи, проведать и записать себе подлинно, тайно, чтоб про однолично опричь их (его Ждана) нихто не ведал… И что каких вестей проведают, и им то все написать в статейной список».

Исполнив указанное, Ждан Кондырев сообщал, что голутвенные казаки верховых городков против похода.

Ни этот, ни планировавшиеся несколько позднее другие походы не состоялись — и сил не хватило, и все более обострялись классовые противоречия в стране, в том числе и в Поволжье.

Пытаясь предупредить массовые антифеодальные выступления, правительству приходилось идти на некоторые уступки, демонстрировать лояльность, особенно по отношению к свободолюбивым казакам, показательна, например, реакция его на жалобу донского атамана Тимофея Никитина, упрекавшего царицынского воеводу в чинимых им притеснениях казачества. В царской грамоте, датированной 6 сентября 1653 г., воеводе Львову предписывалось: «И как к тебе ся наша грамота придет, а донские атаманы и казаки будут на Царицын для моления и для соленые покупки приезжать учнут, и ты б им налог, и обид, и убытков никаких не чинил некоторыми делы. А соль велел им покупать помольно торговлею».

Но не будем умиляться этим фактом «положительного» рассмотрения жалобы донского атамана. Справедливости на Руси не больно-то прибавилось, учитывая немногочисленность подобных случаев. Закономерность прослеживалась в другом — в усилении эксплуатации народных масс, создании системы крепостного права, юридическим оформлением которого явилось Соборное уложение 1649 г. Оно окончательно закрепляло крестьян за боярами и помещиками. Этим же «Уложением» вводилась смертная казнь за действия подневольных «самовольством, скопом и заговором». Кроме того, в этот период вводились различные обременительные налоги: «с сохи», «с дыма», «подворное обложение»…

Обострению социального кризиса способствовала и русско-польская война 1654—1667 гг.: налоговый гнет возрос еще более, воеводы жестокими «правежами» выбивали недоимки. Крепостные крестьяне, служилые люди, посадские «самовольством, скопом» и поодиночке бежали из центральных районов «куда глаза глядят». А глядели глаза на Дон, Нижнее Поволжье. Как правило.